– Вы мусульманка? – напрямик спросила меня таксистка. Меня часто об этом спрашивают. Даже в православной Сербии меня спросили, не из Саудовской Аравии ли я. Что поделать, апостольник похож на хиджаб.
– Нет, – рассмеялась я, – православная монахиня.
– Интереееесно, – протянула женщина за рулем. – Но ведь религии примерно об одном и том же. Бог же один.
Мне стало скучно. Я мимолетом глянула на ее визитку: ну, конечно, откуда-то с Кавказа девушка, сейчас начнет меня обрабатывать на предмет самой мирной религии. Выглядит, правда, нестандартно – по-европейски. Обычно со мной на такие темы беседуют таксисты мужчины, хоть какое-то разнообразие.
– Не совсем так, – начала я. – Во всех религиях Бога видят по-разному. Ну это как слепые, которые ощупывают слона…
– А, понятно, – отмахнулась шофер. Или шоферка, как нынче принято говорить в соответствии с модными феминистическими трендами. – Ну, я по рождению-то мусульманка, но далека от этого всего.
Женщина аккуратно притормозила на светофоре и бросила на меня быстрый взгляд.
– Надоели. Хиджаб надень, мужу подчиняйся, он еще вторую жену приведет. Нет, ну что это вообще?! Приятель звонит: «Я жениться решил!» – «Так ты же женат!» – «Я вторую жену в дом приведу!» – каков, а! – таксистка начала заводиться. – Я ему говорю: «Ты бы хотел, чтобы твоя дочь была второй женой?» – мычит что-то в ответ. А если я захочу себе двух мужей, мне почему нельзя?!
– А вы откуда? – спросила я, про себя добавив: «Такая прогрессивная».
– Вообще я в Грозном родилась. Но я там уже двадцать пять лет не живу. Приезжала несколько раз, но не хочу там жить. Как можно навязывать веру? Какой-то сопляк двадцатилетний, мне в сыновья годится, выговаривает: «Ты чего это в штанах?!» – «А что, по-твоему, я без штанов ходить должна?»
– Молодо выглядите.
– Ну вот, а первый муж меня обзывал уродиной и дурой. И денег не давал. И работать не разрешал. Я ушла, когда бить начал. Зато теперь звонит мне, уродине и дуре, и денег клянчит.
Женщина рассмеялась.
В следующие минут сорок (ехать было далеко) я узнала о ней очень много. В юности уехала из Чечни, в Москве училась, потом уехала в Турцию, была замужем за турком, родила двоих детей. В итоге развелась, не выдержав безобразного отношения. Вернулась в Россию. Несколько лет живет в гражданском браке.
– Супруги, – говорит, – должны быть друзьями. Я приду домой после пятнадцати часов за рулем – он меня с ужином встречает. Сядем, поговорим. Он после тяжелой работы приползет – я его тоже накормлю, утешу, побеседуем. Какая может быть вторая жена, если мы друг друга любим и хотим быть вместе? Что, сегодня я ему мила, а завтра – пошла вон, мне другую подавай? Нет, так не пойдет! Я и дочерей так вырастила. Жизнь одна, и прожить ее стоит так, как хочется!
Тут дорога закончилась, я сердечно поблагодарила свою спутницу, а потом оставила в приложении комментарий, что это вообще лучший водитель на моей памяти.
Переведем дух. В последнее время тема феминизма стала очень популярной – от умеренного «давайте включим воспитание детей в трудовой стаж» до радикального «пришло время женщины доминировать над мужиками во всех областях!» На самом деле, феминизм – это вовсе не о доминировании и даже не о трудовом стаже. Феминизм – это просто-напросто о равноправии. Равных возможностях и правах. Партнерские отношения с супругом, возможность работать и вообще самореализовываться.
Мешает ли этому религия? Я не буду говорить «ислам», потому что разные ограничения есть в разных вероисповеданиях, при этом религия в целом – явление крайне консервативное, держащееся за традицию.
И здесь стоит встать перед фактом, вроде бы очевидным: мы больше не живем в традиционном обществе. Даже в Чечне его, по большому счету, нет. После советского периода принудительного секуляризма этот этап развития общества восстановлению не принадлежит. Человек сам выбирает, как ему жить. Попытки воссоздать в социуме отношения, построенные на переданной традиции, – в лучшем случае реконструкции. В худшем – сектантство. Традиция не восстанавливается по книгам и воспоминаниям. Выпали целые поколения, связь времен распалась.
Но как же так? Есть ведь верующие люди, они ходят в храмы и мечети, они воспитывают так своих детей, которые тоже ходят в храмы и мечети и водят своих детей. Разве это – не традиция? Да и вообще, сама-то я принадлежу к крайне традиционному институту, монашеству. С чем же я пытаюсь спорить?
И вот тут оказывается, что совершение намаза или посещение мессы, соблюдение кашрута или Великого поста, хиджаб, цицит или четки – это теперь не элементы традиции, а части индивидуального выбора.
Даже если ты воспитан в среде глубоко церковных людей – как только ты начинаешь думать самостоятельно, ты принимаешь решение, будешь ли ты продолжать жить так, как привык, или попытаешься идти своим путем.
Именно это сделала моя таксистка. Ее семья, вне зависимости от того, насколько глубоко верующей была, вела ее, используя нить традиционного быта, отношений, поведения – но это именно нить, а не ткань, в которую впрядена вся ее жизнь. В какой-то момент девушка захотела оставить этот клубочек, катящийся по дорожке, куда глаза глядят, и пошла в другую сторону. Прямо пойдешь – сам пропадешь. Но, как и в сказке, именно на пути утраты себя – себя-то и встречаешь. Своего рода инициация, когда после символической смерти человек рождается в новом состоянии.
Но ведь она могла выбрать не эту дорогу. Она могла пойти направо, выйдя на новый этап осмысления той жизни, которую ей предлагали раньше («жену найдешь»). Могла пойти налево, сделав выбор в пользу другой религии («потерять коня»). Могла вообще развернуться и пойти назад. В любом случае, выбор – ее. В итоге она сделала выбор для ее единоверцев – шокирующий. Когда я эту историю рассказала в соцсети, ко мне на страницу набежали чуть не дюжина мусульман, очень возмущавшиеся ее предательством и моей «лютой исламофобией».
Да нет же. Я вовсе не страдаю исламофобией. Я просто не считаю, что сама по себе смена веры, мировоззрения, образа жизни – это предательство. Можно всю жизнь проходить в длинном платке и нисколько не приблизиться к Богу, а можно признаться в том, что носила этот платок по инерции, снять его и пойти в таксистки. Какие у нее при этом отношения с Богом, я так и не поняла, поэтому и не собираюсь говорить о предательстве.
Как никогда не буду говорить о предательстве, если человек просто перестал ходить в церковь, соблюдать посты и вообще жить религиозной жизнью. Я не знаю мотивов его ухода. Я не знаю, что происходит у него в душе. Возможно, там рождается нечто огромное, светлое и важное, что наполняет его бытие смыслом.
В конечном итоге на пороге вечности у нас останется не запах ладана, не вкус мацы, не громкий голос муэдзина, а смысл.
Источник: