Группа священников выступила с обращением в защиту людей, осужденных за различные действия, совершенные в ходе недавних массовых протестов. Это письмо (с ним легко ознакомиться в интернете) было воспринято частью протестной общественности с огромным энтузиазмом. Я лично знаю часть из этих священников, я отношусь ко всем этим пастырям с любовью и уважением – и всегда буду относиться.
Я отчасти согласен и с самим посланием. Важно, чтобы действия силовых структур находились под пристальным вниманием граждан, поскольку люди грешны – а люди, облеченные властью, могут впадать в злоупотребления. Всегда важно избегать чрезмерной суровости, а ответ власти на нарушения общественного порядка должен быть соразмерным и строго законным.
Нет ничего плохого или неправильного в том, чтобы стремиться к облегчению участи заключенных; беда может прятаться в деталях, потому что заступаться можно по–разному. Можно отложить вопрос о том, правы активисты в своей борьбе или нет, в сторону, призывая к общему смягчению нравов. Можно считать их неправыми – но полученное ими наказание чрезмерным. Можно просто одобрять их борьбу – и вступаться за них не так, как вы могли бы вступиться за бедолагу, обвиняемого в краже мобильника, а именно как за соратников, борьбу которых вы поддерживаете. Призыв к милосердию и декларация политической поддержки – это разные вещи. И если заметно, что аудитория видит именно второе – это проблема, которую надо учитывать. Нередко существует огромная разница между тем, что мы хотим сказать, и тем, что люди слышат; тем, чего мы хотим добиться, и тем, что происходит в итоге.
Между двумя сторонами общественной дискуссии – охранителями и революционерами – есть бросающаяся в глаза разница. Охранители (как это видно по целому ряду случаев, например, делу Голунова и делу Устинова) могут подвергать действия своего государства, в частности силовиков, резкой критике, требовать доказательств, ставить под сомнение официальные версии. Охранители могут выступать за своих идеологических оппонентов, если считают, что с ними поступают несправедливо – как и сделали ряд известных и признанных сторонников правящей власти. Для государственников нет ничего странного в том, что государство состоит из людей, которые могут ошибаться и грешить.
Для революционеров (или, если вам больше нравится это слово, протестующих) характерен, напротив, очень низкий уровень критики – любая версия происходящего, предлагаемая лидерами протестной среды, принимается без исследования: «свои» предполагаются всегда правыми, хорошими и достойными людьми, а оппоненты – всегда людьми виноватыми, порочными и достойными ненависти.
Этому есть свои психологические причины – предаваясь сомнениям и задумчивости, тщательно проверяя факты, много тиранов не насвергаешь, и причины духовные – борьба за дело, которое видится как правое, отлично смешивается с гордыней и, более того, часто ей и питается. Человек, «опасающийся, как бы не согрешить ему», бесполезен для дела борьбы с режимом.
Именно в эту атмосферу и попадает письмо, из которого – вопреки намерению его подписантов – делается простой вывод. Мы безусловно хорошие люди, безусловно правые в борьбе с нашими ненавистными врагами – вот и Церковь уверяет нас в нашей правоте.
Я еще раз подчеркну, что это – не то, что хотели сказать авторы письма. Но это именно то, как его восторженно читают. И это понятно и ожидаемо. Непонимание и искажение позиции автора – обычное дело в Сети. Но это чаще всего делается с целью его обругать, людьми, настроенными к нему враждебно – и он не может нести за это ответственности.
Опаснее ситуация не когда вас хотят обругать, а когда на вас хотят сослаться. Эта проблема возникает, например, в отношениях между пастырями и пасомыми – когда батюшка с крайним изумлением и огорчением узнает от третьих лиц, что он «благословил» свое духовное чадо на какое–то дело, которое он и не думал одобрять. Просто прихожанин интерпретировал его слова так, как ему очень хотелось.
Но один человек всегда может уточнить свои взгляды. Когда послание является коллективным, согласовывать уточнения и разъяснения со всем коллективом невозможно, и его толкование остается на волю всякого желающего. В таком случае возникает опасность, что люди, отчаянно ищущие одобрения, ухватятся за это письмо и усмотрят в нем безоговорочную поддержку своей политической стороны, как бы высказанную от лица Церкви и Бога.
В эмоционально перегретой атмосфере конфликта люди не входят в детали – «с одной стороны, с другой стороны» – а просто яростно проклинают противников и радостно приветствуют поддержку.
Между тем в политических конфликтах сталкиваются не ангелы и бесы, а различные группы грешников. А присвоение своей стороне безусловной нравственной правоты очень быстро приводит к утрате критики в отношении «своих» и быстрому падению нравов – как мы и наблюдаем во время любой революции и гражданской смуты.
Хорошие люди, на стороне которых Господь Бог, Историческая Правота, Весь Цивилизованный Мир или как–то иначе переживаемый высший моральный Авторитет, обычно менее всего склонны опасаться, как бы не согрешить им – потому что уверены, что все зло и грех находятся на стороне их противников.
Мы все видели, как быстро проходится путь от хороших, благонамеренных, желающих добра своей стране и нередко искренне верующих людей, вышедших на киевский Майдан, к батальону «Торнадо» и одесскому Дому Профсоюзов. Увы, священники и пасторы различных конфессий, воодушевлявшие людей на Майдане, оказались не мудрее и не дальновиднее своей паствы – хотя быть мудрее и было их прямой обязанностью. Можно быть глубоко правым в каком–то отношении – и быть ослепленным этой своей частичной правотой.
Можно искренне хотеть добра – и послужить злу. Такова трагическая искаженность нашего мира. Я ни минуты не сомневаюсь в самых благородных и искренних намерениях подписантов. Однако мне хотелось бы обратить внимание на то, что нам известно как из Откровения, так и из исторического опыта. Есть пути, которые кажутся человеку прямыми; но конец их – к смерти. Людям сложно предвидеть последствия своих слов и поступков; исторические повороты, имевшие самые катастрофические последствия, нередко совершались людьми, которые хотели как лучше. Русская интеллигенция XIX века, мечтавшая увидеть зарю свободы и падение самодержавия, увидела то и другое, а также ЧК, массовые бесчинства и казни Гражданской войны, истребление Церкви, коллективизацию, а те, кто дожил – и 1937 год. Как с горечью писал в своих воспоминаниях один из участников событий, «Ваня раскаялся, но было уже поздно – его съел волк».
Что бы делали эти благородные, полные возвышенного негодования на несправедливости самодержавия люди, если бы им показали дальнейшую историю России ХХ века? Возможно, некоторые из них покаялись бы во вретище и пепле. Но мне кажется, большинство из них бы просто не поверили, отказались бы смотреть и продолжили бы «свой доблестный путь, благородный» со всеми остановками.
В отличие от русских интеллигентов начала ХХ века, относительно которых голос за кадром вполне может сказать «они еще не знали», мы уже знаем. Для нас и 1917-й, и 2014 год, и все, что за ними последовало – уже хорошо известное нам прошлое.
Можно и критиковать власти, и требовать пересмотра дел, в несправедливости которых вы, при тщательном рассмотрении, уверены – но стоит проявлять осторожность в воодушевлении людей, которые и так уже беспредельно уверены в своей правоте. Миссия священника Церкви Христовой все же не в этом.
Источник: