Почему в России благотворительность стала формой коррупции

Когда я был молодым вихрастым пареньком, я много занимался – и как практик, и как исследователь – корпоративной благотворительностью и филантропией. И вот в связи с популярной в новом году идеей, что олигарх должен «поделиться», чтобы его поняли и простили, обобщу я свои мысли по теме.

1. Большая часть российской благотворительности – это «прямая адресная помощь» от закупок лекарств или оплаты лечения конкретному пациенту до социальных всяких программ. Так что говорить, что олигархи «не помогают людям», нельзя. Проблема в том, что настоящей филантропии мало – стипендии, научные экспедиции, фундаментальная наука, масштабные какие-то поиски хоть чего, всего того, что входит в понятие «филантропия» – вот этого очень мало, я бы сказал, обидно мало. А вот адресной социалки и громких, но аккордных проектиков – сколько хочешь.

2. В регионах начальство использует компании и «богатых людей» в качестве легкого кошелька для социалки внезапной (в лучшем случае). Типа пришло письмо из АП в администрацию области – «тетя Мотя, инвалид второй группы, написала 100500 писем Путину, что она живет далеко от больницы – решите вопрос». Губернатор звонит «олигарху» и говорит: купи квартиру рядом. Он покупает. Обрубая бюджеты на то, что действительно нужно и важно, но по поводу чего начальство не звонит. И это, кстати, наряду с разными «губернаторскими портфелями» – неплохой вариант. Гнусность настоящая – это профессиональный спорт и прочая оплата пиров региональных и федеральных Валтасаров, громкие «красивые», в рамках представлений о красоте данного начальника, проекты и проектики. Ну и прямая коррупция. Лично у меня вымогала взятку начальница одного регионального потребнадзора, чтобы разрешить нам сделать для детей летнюю археологическую школу. Знаю кучу примеров, когда на деньги корпоративных фондов, реализующих строительные проекты, строились особняки региональных начальников – как штатских, так и силовиков. При этом проекты эти – бассейны, катки и прочие здания и сооружения – примеры скорее хорошие.

3. Благотворительность не делает человека или компанию популярнее. Основные «расколы» тут – получившие т. н. помощь и не получившие, с огромным акцентом на работниках компании-благотворителя. «Нет бы нам зарплату поднять, так он нас грабит, а потом деньги раздает кому попало».

4. Благотворительность также не влияет на «принятие богатства» в обществе. Скорее наоборот, т. н. добрые дела подчеркивают в глазах абсолютного большинства несправедливость распределения.

5. Благотворительность не рождает сколько-нибудь устойчивого чувства благодарности ни в одной среде, даже среди прямых получателей помощи. На короткой дистанции – предвыборной кампании, например – условный «фонд» может завоевать популярность и помочь человеку избраться куда бы то ни было, но на средней и длинной дистанции он скорее идет во вред политику. Плодя тех, кому не помогли раз, и тех, кто считает эту «помощь» должным и недостаточным.

Таким образом, настоящая благотворительность для «олигарха» – дело по возможности секретное. Реальное исполнение морального императива. Если он, конечно, есть. А если его нет – то, наверное, и не надо. В сфере публичной практики благотворительность, сведенная к «адресной помощи и поддержке» по заданию «начальства» или «неравнодушного гражданского общества», – это такая же коррумпированная отрасль народного хозяйства, как и любая другая, где государство контролирует бизнес.

И неравнодушным журналистам – новой нашей совести нации – неплохо бы задаться вопросом, почему филантропия в России именно такова. Почему рационально выгоднее скрывать траты на реально общественно полезные дела. Почему с таким трудом и скрипом формируются разрешенные законом «целевые капиталы НКО», почему по большей части благотворительность сводится к адресной социалке. Неравнодушные журналисты ответят на это, что денег у плохих богатых настолько много, что при желании они всех могут обеспечить – и генералов особняками, и больных детей лекарствами, и всех нуждающихся квартирами.

На это можно порекомендовать обратить внимание на опыт венесуэльцев, некогда богатых жителей некогда богатой страны, которых когда-то в латинском мире называли «дамедос» – «дайте два». То, что они много раз подряд по политически оформленным требованиям небогатой части народа со всеми нуждающимися поделились, не сделало богатыми нуждающихся, а в государстве если и возникло социальное равенство, то только как равенство в нищете. Борьба с неравенством и социальная справедливость – это все-таки чуть более сложная история, нежели «а пусть вот этот купит квартиру вон тому». Потому вот этот «плохой» и «наворовал», а вон тому нужно.

Источник: Блог Глеба Кузнецова

Источник: vz.ru

Бизнес портал
Добавить комментарий