Я год был украинским политзаключенным. Меня посадили за журналистику. Теперь я свободный человек и пытаюсь понять – изменилось ли что-то в моей стране?
До моего ареста осенью 2017-го сказать публично слово против войны и фашистской политики было равноценно приговору. Собственно, за такое слово меня и посадили. После же моего освобождения осенью 2018-го, и особенно после оправдательного приговора, который был получен аккурат перед президентскими выборами – не сказать, чтобы прямо расцвели все цветы гражданских свобод, но что-то начало меняться.
Как минимум в делах украинских политзаключенных произошел перелом. Связан он, прежде всего, с тем, что 25 июня 2019 года Конституционный суд Украины внезапно решил, что принятое при Порошенко положение о безальтернативности содержания в СИЗО для подозреваемых в государственных преступлениях неконституционно. Теперь судьи при избрании меры пресечения должны рассматривать возможность, например, домашнего ареста, а если все-таки решат отправить человека в СИЗО, то обязаны назначить залог. Это значит, что хребет системе политических репрессий на Украине сломан. Раньше аресты по сфабрикованным обвинениям проводились прежде всего с целью заставить подписать признание несуществующей вины, дать условный срок и отчитаться наверх об обезвреживании опасного «террориста» и «сепаратиста». В новых условиях они во многом теряют смысл.
Мы не наивные идеалисты и понимаем, что Конституционный суд Украины, в тот момент еще вполне контролируемый экс-президентом Порошенко, вернул ситуацию в законное русло не из большого гуманизма. Просто все догадывались, что в случае проигрыша на выборах представители предыдущей власти пойдут под те же статьи, которыми пять лет кошмарили обычных граждан, то есть сразу и без разговоров – в СИЗО. Теперь же настоящие госизменники смогут заплатить залог, благо деньги у них есть.
Тем не менее, нельзя не порадоваться за политзаключенных Александра Щеголева, Олега Сагана, Сергея Долженкова, Евгения Мефедова, Кирилла Вышинского и других, которые оказались на свободе во многом благодаря тому же решению. Однако это решение Конституционного суда, и даже увольнение одиозных генпрокурора, глав СБУ и военной прокуратуры пока еще не означает, что политические репрессии в стране ушли в прошлое. Многие прокуроры и судьи как бы замерзли в криогенной камере и до сих пор живут где-то в 2014–2017 годах, когда в плане беззакония можно было все. Особенно это касается провинции.
В Житомире год в СИЗО и уже больше года под круглосуточным домашним арестом содержится журналист Василий Муравицкий. Казалось бы, в деле нет свидетелей, на которых обвиняемый мог бы влиять, у Василия двое маленьких детей, которых нужно обеспечивать, то есть работать, доказательная база в деле комичная. Конечно, домашний арест – это, мягко говоря, не СИЗО, но больше года сидеть взаперти, не имея возможности ни работать, ни нормально лечиться – тоже удовольствие ниже среднего. Что говорить о тех людях, которые еще под стражей?
Катастрофическая ситуация и у политзаключенной спортсменки Дарьи Мастикашевой в Днепропетровске – ее обвиняют в какой-то откровенной ахинее: «действия, которые сами по себе не составляют общественной опасности, но по совокупности определенных признаков могут быть похожими на действия, направленные на подготовку террористического акта или диверсии». Два года в СИЗО и ни одного рассмотренного доказательства по делу. А ведь там и похищение, и пытки, и психбольница без постановления суда.
Еще один яркий пример застывших вне времени – дело предпринимателя Андрея Татаринцева, которого обвиняют в финансировании терроризма за передачу дизтоплива детской больнице на территории ЛНР. За два года содержания человека в СИЗО судом не рассмотрено ни одного доказательства. Все усугубляется еще и тем, что Андрей страдает тяжелой формой сахарного диабета, а в СИЗО ему не предоставляют ни лечения, ни прописанной врачом-эндокринологом диеты. На каждом заседании фельдшер скорой помощи констатирует у Татаринцева повышенный в два–три раза сахар и говорит, что его нужно госпитализировать; начальник конвоя под присягой заявляет, что Андрей не получает в СИЗО необходимые медикаменты и диету; врачи запорожской больницы после обследования говорят, что еще полгода – и человек останется инвалидом. И ноль реакции.
Но, увы, даже это еще не дно. Дно – это дело 85-летнего инженера-изобретателя Мехти Логунова, которого в Харькове приговорили к 12 годам лишения свободы, то есть фактически к пожизненному заключению, за передачу каким-то российским предпринимателям флешки с проектом мусоросжигательного завода, которые Логунов строит во многих странах. Человек искал инвестора для бизнес-проекта, а его обвинили в том, что он раскрыл вражеским спецслужбам военную тайну. Тогда еще 84-летний Логунов ждал апелляцию полгода, и когда этот день настал, неожиданно оказалось, что «зал не готов». Заседание перенесли… еще на полгода. И вот наконец 3 сентября 2019 года, после смены власти, освобождения целого ряда политзэков, в период готовящегося обмена все ждали положительного решения апелляционного суда. Но нет. Заседание перенесли еще на месяц.
Сколько всего политзаключенных на Украине, пожалуй, не знает никто. Тем более они проходят по обычным уголовным статьям. В списках, которые составляют различные правозащитные организации, сотни людей. Большинство из них все еще в СИЗО. Не отмененных оправдательных приговоров на данный момент только два – мой и харьковского «беркутовца» Андрея Хандрыкина. Но даже они еще будут оспариваться в кассации и апелляции соответственно.
Источник: